В начале ноября 2023 года настоятель прихода преподобного Иоанна Лествичника в Кейптауне иерей Николай Эстерхейзен в интервью порталу «Православие.ру» рассказал об особенностях православной миссии в Южно-Африканской Республике. Со священником беседовал Максим Стрелковский.
– Можно узнать предысторию? Каково было служить под юрисдикцией Александрийского Патриархата и что вас побудило перейти в Московский?
– Сам я местный. Папа голландец, мама англичанка. Жена русская. Пришел к Православию из протестантизма. Я учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете в России, правда, прошел не полный курс, а также в Зарубежной Русской Православной Церкви. До этого изучал живопись в Академии художеств в Санкт-Петербурге. Служил с греками в храме Александрийского Патриархата – это был единственный православный храм в Кейптауне. Начинал алтарником, потом стал диаконом и священником.
Это, конечно, православная церковь, но дух там немножко не миссионерский, и всегда было немножко грустно, что храм не открыт для всех. Священники и иерархи Церкви часто преследовали националистические интересы и проявляли мало пастырской заботы об остальных прихожанах, не греках. Приходили люди, хотели стать православными, а греки не знали, что с ними делать. Многие жаловались на это, особенно в Танзании, Кении, Замбии. С Александрией мы теряли возможность начать миссию так, как сейчас это делают русские.
Когда Александрийская Церковь стала поддерживать раскольников на Украине, мы решили, что это неправильно и что мы желаем быть канонической Православной Церковью. Люди, которые переходят в Православие из католичества и протестантизма, ждут именно этого. Они не хотят попасть в схизматическую церковь. Поэтому нам было легко сделать выбор, и мы перешли в Русскую Православную Церковь сразу общиной.
– Кто составляет костяк прихода, и на каких языках ведутся службы?
– Часто за рубежом храмы Русской Православной Церкви предназначены, в первую очередь, для русских диаспор. Но мы немножко отличаемся – у нас миссионерская церковь, много новообращенных. На приходе 60% – местные и только 40% – русские. Многие русские бывают и живут в Кейптауне, у нас их восемь тысяч, но регулярно в храм ходят человек 30. Как и в России, в принципе.
Мы служим на английском и церковнославянском, но стараемся добавлять и другие языки – коса, африкаанс. Чтобы каждый мог слышать родной язык на службе и чувствовать, что Православие – это и для них, и не обязательно становиться русским, чтобы быть православным.
При этом у нас почти все любят имена русских святых и выбирают их, когда крестятся в Православие. Хотя есть и исключения – например, один наш белокожий прихожанин принял имя в честь чернокожего святого Моисея Мурина, потому что он святой, и неважно, какой у него цвет кожи.
Особенность прихода – интенсивная катехизация, поскольку люди приходят из протестантизма, католичества и хотят больше знать о Православии.
– Расскажите о вашей миссионерской деятельности. Каковы особенности миссии в Африке?
– Наша первоочередная задача – создать храм, общину. Мы не ходим сейчас по Кейптауну с плакатами «Православие – самая лучшая вера!» Начало нашей миссии – наша собственная христианская жизнь. Обязательно должна быть любовь между друг другом, должно быть благоговение на службах, и мы должны проповедовать апостольскую христианскую веру через наше литургическое предание и таинства Церкви.
Люди чувствуют, что в их христианской секте чего-то не хватает, изучают историю Церкви и понимают, что истинная вера – Православие. Они приходят, и мы должны иметь место для них. Конечно, бывает и непонимание. Многие, например, пугаются икон – их же нет в протестантизме. Приходится объяснять, что это и есть настоящая древняя христианская традиция.
Экзархат существует в Африке всего два года, но уже много храмов и священников перешли в Русскую Православную Церковь. Миссия идет гораздо живее и быстрее, чем у греков за сто лет. В следующем месяце нас пригласила в Лимпопо (регион ЮАР) община, которая хочет перейти в Православие. Катехизацию проводить будем. Там бывший пастор, он хочет быть православным, готов собрать людей, вместе молиться.
Каждый четверг вечером у нас проходит онлайн-катехизация для людей со всей ЮАР. Там и православные, и протестанты, и вообще все, кому интересно.
– Помимо богослужений и катехизации какие-то мероприятия проводите?
– Раз в месяц, после службы, часа воскресной школы и чаепития, у нас поход по горам. В процессе ведем разные уроки, читаем молитвы – чтобы церковная жизнь была не только в храме. Каждую среду служим акафист. На Рождество Христово планируем ярмарку и концерт. На Крещение Господне все православные собираются на море. Тут мы следуем греческой и болгарской традиции – крест бросается подальше в море, и прихожане должны доплыть до него.
В ноябре следующего года проведем детский православный лагерь дней на пять. У нас около 20 детей и подростков. Из Йоханнесбурга еще, может быть, около 30-ти приедет. Это будет на ферме в полутора часах езды отсюда. Мы там строим маленький храм в честь Преображения Господня. У нас несколько людей собираются принять монашество, в том числе упоминавшийся мною Моисей. Они поедут в Россию в монастырь, а потом, дай Бог, вернутся сюда. И этот храм предназначен именно для будущего монастыря.
– Кстати, о храме. Ваш храм очень сложно найти, если не знать о нем точно. С виду это обычное кафе. Часто ли сюда попадают случайные люди? Просто туристы, допустим, русские?
– Обратите внимание, что кафе называется «The ladder» («Лествица»). Да, случайные люди иногда приходят в кафе, видят меня в подряснике, узнают, что у них над головой храм, и сильно удивляются. Может быть, когда мы построим золотые купола, они будут привлекать больше людей. Но, вы знаете, мы не хотим, чтобы храм воспринимался просто как культурная достопримечательность. Мы ищем людей, которые хотят изменить свою жизнь. Сейчас единственная русская православная церковь в ЮАР, которая уже похожа на российские храмы с куполами, – это храм преподобного Сергия Радонежского в Йоханнесбурге. У нас тоже планируется, конечно, так сделать, уже даже есть примерный эскиз.
А пока над боковым входом хотим сделать мозаику, икону и маленький крест – чтобы вы не заблудились. Потому что сейчас никто не понимает, где храм. Хотим добавить африканские мотивы во фрески и в мозаику над входом, чтобы был какой-то намек на то, что мы все-таки в Африке. Мы не хотим терять это место. Несмотря на то, что оно маленькое, это все же центр города. Кафе закроем, переделаем в трапезную, как в монастырях, но потом.
Сейчас кафе – это наша поддержка, благодаря ему я могу, как минимум, не брать от прихожан денег мне на зарплату. Работающий священник, с одной стороны, это хорошо – я как все, у меня такие же проблемы, я понимаю своих прихожан. С другой стороны, прихожане страдают, потому что из-за работы в кафе я меньше времени могу выделить на миссионерские поездки, подготовку к катехизации и общение с ними.
– На что живет храм? Чего не хватает? В России купить богослужебные предметы не проблема, а здесь?
– Доброжелатели из России и Украины привозят необходимые вещи: ладан, подсвечники и прочее. Мы все ценим, что у нас есть, потому что сложно достать. Бывший экзарх владыка Леонид подарил нам евхаристический набор: дискос, Чашу, лжицу, престольный крест. Это помогло начать миссию.
Каждый прихожанин хотя бы немножко старается жертвовать приходу, на эти деньги мы ведем строительство храма на ферме, заказываем иконы.
У нас есть очень талантливая иконописица Ксения, которая пишет образа на благотворительных началах, потому что из России возить обходится слишком дорого. Она русская, из Звенигорода, живет здесь уже 10 лет. Многие иконы в храме написаны ею. Но в основном образа дарят люди, которые здесь живут. Иконостас мы сами построили.
Аналои я тоже сам сделал. Они немножко неровные, но работают. Свечи нам жертвуют, с Украины привозят очень большое количество, но мы собираемся в монастыре сами их делать. Чего не хватает? Богослужебных книг на английском, облачений для алтарников, стихарей. Квадратного подсвечника для упокоя, я забыл, как он по-русски называется. Ну и золотых куполов, конечно (смеется). Впрочем, их можно и потом.
