Патриарший экзарх Африки митрополит Зарайский Константин дал «Африканской инициативе» интервью, в котором рассказал о том, почему африканцы выбирают Русскую Церковь, как организована работа на континенте и налажен диалог с другими Церквями, пристутствующими в Африке.
– Владыка, расскажите, как Вы встали на путь служения Богу?
– Я родился в семье верующих. Мои родители воцерковились, когда мне был год. Папа стал священником, когда мне было 10 лет. Поэтому о деле, которым я сейчас занимаюсь, я все знал практически всю жизнь. С детства все нравилось – и Церковь, и священнослужение. Я бы сказал, что все было достаточно органично и естественно.
– Вы остаетесь ректором семинарии?
– Нет, это уже прошлый этап моей жизни. Но я 10 лет был проректором по воспитательной работе Коломенской духовной семинарии и 10 лет ее возглавлял.
– А сейчас это помогает в работе в Африке?
– В каких-то вопросах – очевидно. Тут есть управленческий момент. Я был не только ректором семинарии, но еще и председателем отдела образования и катехизации Московской областной епархии. В этих вещах я, конечно, разбираюсь и могу транслировать свой опыт дальше.
– Как Вас поставили в Африку?
– Тут надо понимать принцип церковной иерархии. Ведь мы немного похожи на армию. Мы буквально даем присягу, обет послушания. Про монаха говорят обычно так, что в своей жизни он пишет только одно прошение – на поступление в монашество. И этим заканчивается его свободная воля. А дальше один может дорасти до старшего монаха, а другой – до Патриарха Московского.
Но все это – послушание. В каком-то плане нет разницы между тем, метешь ли ты двор или являешься экзархом Африки. И то, и другое – послушание. Поэтому высшее руководство Церкви смотрит на ситуацию, на кадровый резерв и назначает тех, кто способен. А почему конкретно я, надо спросить у священноначалия.
– То есть Вы, митрополит Зарайский, относитесь к своей работе в Африке как к послушанию?
– Конечно. Причем надо понимать, что у нас принято так, что сегодня ты в Африке, завтра можешь быть в другом месте. И дискуссия вообще не предполагается. С другой стороны, монахи – люди, не связанные семьями. У нас нет жен, детей. Мы имеем только церковное дело.
— 29 декабря 2021 года был основан Патриарший экзархат Русской Православной Церкви в Африке. Известно, что это – реакция Церкви на раскольническую позицию Константинополя в украинском вопросе. Но Константинополь поддержала Александрийская Церковь (Африка была ее канонической территорией). И она даже пообещала вводить санкции за переход в Русскую Православную Церковь. Почему произошла такая ситуация?
— То, что происходит сейчас в православном мире, большая катастрофа. История Церкви длится две тысячи лет, за это время у нас бывали разные проблемы. Но появлявшиеся в Церкви расколы решались общим церковным разумом. И впервые за долгое время православные церкви – официальные, правильные православные церкви – поддержали прямой раскол и не поддержали каноническую Церковь. Это большая человеческая трагедия, потому что нам известно, что зачастую решения принимаются не совсем добровольно.
То, что сейчас происходит на Украине, и то, что сейчас происходит в Церкви, это по сути один процесс. Обратил бы внимание на важный момент: хотя Константинополь – и вслед за ним греческий церковный мир – поддержали украинский раскол, отделения Украинской церкви не произошло. На Украине примерно сто епископов, которые определяют позицию своей Церкви. Когда случилось отделение, которое было инициировано украинской властью и поддержано западными «друзьями», из всех архиереев только двое перешли в раскол. Это удивительно, особенно сейчас, в нынешней политической ситуации, при огромном давлении, когда ряд архиереев уже арестованы, сидят в следственных изоляторах или находятся под судом и под домашним арестом. Было бы легко перейти на основании национальной позиции, но все верны. То, что происходит на Украине, показывает, что все не так просто в церковном вопросе.
Позиция Константинополя достаточно ясна. Но позиция Александрийского Патриархата для нас была неожиданностью, потому что Патриарх Феодор, который возглавляет сейчас Александрийскую Церковь, всегда был другом России. Он служил еще в Советском Союзе, он знает русский язык, он многократно бывал в России. Богослужение в день интронизации Патриарха Кирилла возглавил именно Патриарх Феодор: так как он – второй после Константинопольского Варфоломея, то он возглавлял службу. Он приветствовал Патриарха на этой службе 15 лет назад от имени всех Церквей, причем на русском языке. Незадолго до своих действий он посещал Украину и везде проповедовал. Видеозаписи сохранены, они не секретны. Он говорил: будьте верными, стойте в вере и в истинном православии. Понятно, почему он сделал то, что сделал: на него, естественно, было оказано определенное давление. Но это было настоящее предательство.
Африканские священники, собственно, все видели. Конечно, очень многих поразило его действие в поддержку раскола. Поэтому возникновение экзархата — это реакция местного духовенства на действия собственного Патриарха и на отсутствие каких-то внятных объяснений, почему сегодня первое лицо Церкви говорило так, а завтра говорит абсолютно иначе.
Дальнейшая история – это обращение этих священников к нашему Патриарху с просьбой их принять. И надо понимать, что они очень многого лишились. Они были изгнаны из своих храмов. Представители Александрийской Церкви инициировали против них судебные процессы. Эти люди оказались в очень трудной ситуации, но они захотели оказаться в истинной Церкви. Конечно, они поверили в Русскую церковь в России: они видят, что она возрождается, храмы не закрываются, а открываются, как и монастыри, и духовные школы. То есть для них возможно быть причастными к сильной, большой традиции.
Возникновение экзархата — это обращения людей, и то, что мы их приняли, – это первый этап. А второй этап организации экзархата – это то, что к нам продолжают обращаться как клирики Александрийского патриархата, так и другие, из неканонических Церквей. Этот процесс продолжается беспрерывно, и мы видим реальную возможность послужить людям. Поэтому история появления экзархата — это ответ на обращения людей.
— Недавно я читал на Вашем сайте, что в Русскую Православную Церковь перешла неканоническая Церковь (или группа людей). Как это происходит?
— В неканонических группах тоже имеется своя иерархия. Некий человек занимает позицию епископа. Мы таких людей принимаем как мирян — они оставляют сан и становятся мирянами. У нас недавно была группа франкоязычных ставленников (лиц, которые готовятся к поставлению в священный сан). Было два бывших епископа, которые приходили как миряне. Потом мы поставили их в диаконы, священники. Они со слезами принимали это посвящение.
– Все-таки хочется понять этот момент. Люди собрались и решили, что будут православными?
– Африка кажется нам примерно Курской и Белгородской областью, хотя по площади это две России, а по количеству людей – восемь или десять Россий. Это колоссальный континент, где огромное множество разных общин, которые именуют себя православными, ведь Африка во многом христианский континент, и многие страны Африки – христианские. Но они были без пастырского кормления, поэтому общины создавались самозванно. Они могли создаваться из протестантизма, католичества. Истории есть самые разные. Но, узнавая, африканцы хотят стать частью настоящей Церкви. Истории этих переходов к Русской Православной Церкви удивительны.
Среди наших клириков – люди с высокими степенями, со многими образованиями, со знанием многих языков. С некоторыми священниками было очень интересно общаться как с людьми высокого уровня.
– Какое впечатление произвели на вас сами люди?
– Это люди, твердо стоящие на земле. Но я ощутил от них очень много доброты. Среди последних посещенных мной стран Замбия, Малави и Танзания: там было очень радушно, тепло, искренне, радостно, очень непосредственно. Большой белый человек, еще и с крестом. Можно и за бороду его подергать.
– Как африканцы понимают слова русского православного священника о Боге?
– Есть принципиальнейший момент. Речь идет не о неверующих людях, которых мы обращаем в веру. Речь идет о верующих, которые перешли в Русскую Православную Церковь. Они в определенной части научены вере.
Я бы обратил внимание, что те проблемы, которые я вижу там, есть, собственно, и в России. Здесь мы все очень цивилизованные, но, я вас уверяю, если мы сейчас, не отходя далеко, сделаем опрос, кто что знает о вере, мы получим результат вряд ли намного лучше, чем, например, в Танзании. И как бы танзанийцы не оказались сильнее.
– А на каком языке ведутся службы?
– Мы с уважением относимся к местной культуре, и службы ведутся на местных языках – на тех, на каких там принято вести службы. Для меня, конечно, это проблема, потому что я человек, который до назначения в Африку значительно не работал с иностранными языками. Но ничего, штурмуем английский язык. Когда надо, все учится быстро.
– Русская православная церковь позволяет вести службу не на церковнославянском?
– Конечно. Одно дело – служение в церкви в России, где тысячелетняя традиция и культура и где вопрос перевода с церковнославянского языка на русский – очень болезненный (но все равно это родственные языки). А в других странах, не только в Африке, мы ведем службу на тех языках, на каких там принято вести. И поэтому для нас сейчас одно из значимых направлений – это организация образовательной и переводческой деятельности. Мы занимаемся сейчас этим очень активно.
– Это будет организовано на базе семинарий?
– Мы только в начале пути, нам всего неполных три года. Но, слава Богу, что сейчас возможности онлайн-технологий огромны, и можно работать со всего мира. В команде, которая этим сейчас занимается, один человек из Курска, другой – из Московской области, третий – из Псковской, несколько – из разных стран Африки. Онлайн сели, обсудили, проговорили, распечатали, и не нужно никуда ехать.
– Много ли священников из России служат в Африке?
В состав Патриаршего экзархата Африки входит две епархии. Есть Северо-Африканская с центром в Каире и Южно-Африканская с центром в Йоханнесбурге. Сейчас организовывается офис Патриаршего экзархата в Йоханнесбурге – при храме преподобного Сергия, который находится между Йоханнесбургом и Преторией, в пригороде Мидранте. Священников у нас больше двухсот. Из них пятеро – русские. Остальные – местные.
У нас порядка 300 приходов и общин, и это очень серьезно, потому что это местное духовенство, это очень разные люди, но сейчас они уже организованы в благочиния, в церковные кусты. Возможности интернет-переписки позволяют нам оперативно общаться и решать проблемы. У нас есть чаты с благочиниями. Мы работаем в постоянном контакте.
В русском понимании приход – значит, красивый храм, прихрамный дом, территория. Здесь в некоторых случаях это просто община. Вот общин у нас примерно под 300. Если говорить о приходах в классическом понимании, их поменьше, и вопрос строительства храмов, конечно, значим. Священников у нас примерно 230. И мы находимся в стадии роста: сейчас шестеро ставленников приезжало из франкоязычных стран, и мы ожидаем восемь ставленников из англоязычных. Мы их собираем по языковым группам, чтобы было удобно преподавать.
– А преподаете где, в Москве?
– Во-первых, мы принимаем семинаристов – студентов высшего учебного заведения, которые поступают в русские семинарии. Они поступают в четыре семинарии, сейчас у нас их примерно 40 человек. В этом году идет еще набор.
Есть онлайн-курсы при Московской духовной академии. Эту тему нам тоже надо очень сильно развивать. Вообще, сейчас стоит вопрос о развитии образовательных программ для подготовки духовенства. Кроме того, взрослых людей, которые в почтенном возрасте, мы обучаем на краткосрочных курсах. Мы привозим их в Россию. Обучаем, рукополагаем и отправляем на место.
– В Африке представлены почти все религии. Католицизм, протестантизм, ислам. В том числе и язычество, которое отчасти интегрируется. Как сейчас происходят контакты с другими конфессиями?
– Большой миф об Африке – то, что ее воспринимают как одну страну, хотя их больше 50 («каноническое» число – 54). Разница между ситуацией в Египте и ЮАР совершенно разная. В отношении взаимодействия с другими религиями мы стараемся жить мирно, не конфликтовать, с уважением относиться к каждому. В разных странах разные ситуации с христианством. Есть не только католичество и протестантизм, но и древние восточные церкви. В Египте – Коптская Церковь. В Эфиопии – Эфиопская Церковь. А то, что касается язычества, – это великая проблема. Но не только Африки. Это проблема и России.
– Как Русская Православная Церковь с ними взаимодействует c древними восточными Церквями, например, с Коптской Церковью?
– Это тема наших давних взаимоотношений и большого диалога, который был в ХХ веке и продолжается в XXI веке между православными церквями и группами древних восточных церквей. У нас есть рабочая группа – комиссия по диалогу и с Коптской Церковью, и с Эфиопской Церковью.
Этот диалог идет по настоящее время. Он курируется Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата. Комиссия существует на паритетных началах и с той стороны, и с нашей.
– В то же время католицизм, протестантизм, который, мягко говоря, очень сильно сейчас подвинули свои рамки. Африканцы это видят?
– Африканцы в основном негативно воспринимают то последнее, что появилось в католической церкви в отношении некого послабления в отношении однополых союзов. Мы проповедуем строгие моральные принципы. И это тоже их привлекает. Это я сам лично был свидетелем, что им это очень нравилось, когда я говорил, что мы строго смотрим на вопросы семьи и брака.
– Русская православная церковь показала себя, наверное, самым эффективным инструментом «мягкой силы» России. Но, с другой стороны, у нас есть другие институты, которые тоже занимаются мягкой силой. Они помогают Вам?
– Все наши посольства, Русские дома и другие российские организации доброжелательно настроены. Люди тоже разные. Есть воцерковленные, в том числе среди наших послов, глав РЦНК и других организаций. Есть люди, которые относятся к Церкви спокойно, они «из советского воспитания». Но поддержка однозначно есть.
Понятно, что, кроме непосредственного окормления наших черных братьев, стоит задача окормления наших диаспор, сложившихся в этих странах. В одних странах людей русских очень мало, а в других достаточно. В некоторых посольства инициируют, чтобы в будущем там появился храм нашей, русской традиции. Хотя моя задача – ни в коем случае не совершить ошибку Александрийской Церкви, не делать храмы «для своих». Если мы в Африку пришли, то любой христианин, православный местный житель должен чувствовать себя в русском храме дома. Если мы хотим успеха, мы не должны наступить на эти грабли, чтобы вдруг черный брат почувствовал, что это не его храм. Поэтому кадровый вопрос очень важен.
– Африка все-таки не Россия, исторически никак с нами близко не связана. Но почему африканцы выбирают Русскую Православную Церковь? Что в ней притягательно для них?
– Конкретные люди, конкретные встречи, желание чистой Церкви. Я скажу свое впечатление. Думаю, что они видят, что это серьезная Церковь, большая, со множеством храмов, монастырей, духовной школой, большой духовной традицией, письменностью. Им хочется быть частью чего-то большого. Частью великой России. Думаю, в этом плане они чувствуют, что здесь есть духовная сила.
Причем мы ведь очень дружелюбны в отношении них. Наша задача – нисколько не подавить их идентичность, не навязать им какое-то свое национальное видение. Вообще не стоит задача сделать их частью Российского государства.
В Малави я встречался с местным чиновником по делам религии и объяснял, что я русский архиерей, – но не приехавший из России с русскими священниками, а русский архиерей ваших священников: я крестил ваших граждан. То есть мы, в каком-то плане местная церковь. С полным уважением к местной традиции.
– Вы – миссионер, который несет русскую православную веру в Африку. Скажите, что Вы сами вкладываете в это понятие?
– Я знаю, что надо просто делать надо свое дело. Для Церкви самое главное дело – служение святой Божественной литургии, нашей главной службы; и совершение таинств: крещения, венчания, исповеди, других. Когда мы приходим на новое место, наша задача не сочинять, а делать то, что положено, конечно, применяя к местным реалиям. В этом плане задача весьма упрощается, не нужно что-то делать новое. Делай то, что ты умеешь, чему ты научен, и применяй к местным реалиям. Учи людей тому, что ты знаешь.
